Лев Николаевич Толстой всегда говорил о художественном произведении как о собрании мыслей, «сцепленных между собой» и только в таком сцеплении существующих. А всё произведение – «лабиринт сцеплений». Смысл его рождается из «сцепления» образов, эпизодов, картин, мотивов, деталей. Толстой всегда иронически отзывался о тех читателях, которые пытаются найти отдельные мысли в отдельных сценах. Каждая малая сцена уже несёт «большую» мысль всего романа. Она как грань, как один из поворотов в «лабиринте».

Дуэль Пьера с Долоховым является одним из важнейших рубежных событий на жизненном пути Пьера, окончанием одного этапа и началом другого.

Уже во время обеда, предшествующего дуэли, Пьер сидел, «остановив глаза, с видом совершенной рассеянности… Лицо его было уныло и мрачно». Он полностью погружен в себя. Создается ощущение, что его мучит проблема, которую он не может для себя разрешить. В нем как будто сталкиваются два начала: свойственное ему благодушие и начало, чуждое ему: агрессивность, эгоизм, присущее таким героям, как Долохов, Анатоль Курагин, Наполеон. Оба эти начала продолжают бороться в Пьере на протяжении всего эпизода.

И постепенно то состояние, которое Лев Николаевич называл словом «война», начинает овладевать героем:

Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились, что-то страшное и безобразное, мутившее его во все время обеда, поднялось и овладело им.

Далее, казалось бы, победа этого начала не была столь безоговорочной, так как Пьер не был уверен в вине Долохова и в своем праве судить его. Но надежда оказалась иллюзорной, потому что тут же отрезвляюще зазвучало, что «именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли, он с особенно спокойным и рассеянным видом…спрашивал: «Скоро ли и готово ли?». А дальше, в ответ на робкую мысль, что то, что они с Долоховым затеяли, «ужасно глупо», звучит резкое:

Нет, об чем же говорить!.. Все равно…

Разум Пьера уже не подчиняется ему, герой не управляет собой. И это происходит не только с Пьером, но и с другими героями. Добрейший и честнейший Николай Ростов «недоброжелательно смотрел на Пьера» за обедом. Создается впечатление, что взоры героев подернуты пеленой. Ведь не зря, наверное, на поляне, где происходит дуэль, стоит такой туман, что герои плохо видят друг друга уже за сорок шагов. Они из-за тумана «неясно» различают, что в противоположные стороны разошлись люди, а не абстрактные фигуры. Для Долохова все, что происходит на поляне, - не дуэль, а охота: ему убить человека значит то же самое, что охотнику не упустить медведя. Но все-таки что-то героев смущает, что-то они различают в тумане, что-то их останавливает. Они медлят начинать. Все молчат.

Но для автора очевидно, что дело должно совершиться независимо от воли людей. И оно совершилось, несмотря на то что в Пьере всё же продолжается борьба. Автор говорит, что «Пьер быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки…», но подчиняясь окрику Долохова, стал целиться. На его лице улыбка «сожаления и раскаяния», но он беспомощен перед той силой, которая овладела им во время обеда.

После этого эпизода своей жизни Пьер на некоторое время погрузится в странное состояние. Он не сможет связать воедино исторические и жизненные факты, у него появится ощущение, что его разум работает вхолостую, он потеряет чувство целостности мира, который для него распадется на отдельные мелкие части, будучи ввергнутым в состояние «войны».

Так маленький эпизод становится лабиринтным поворотом большого романа, а заключённая в нём мысль – гранью той главной, которая на языке Толстого звучит как «война и мир».