Антон Павлович Чехов так и не написал романа, о котором он мечтал всю свою жизнь. И даже чудесные, необычайно лирические повести писателя — «Цветы запоздалые», «Дуэль», «Степь» и другие — не определяют его творчества. Для нас Чехов в первую очередь — мастер рассказа. Он довел до совершенства эту малую (но, пожалуй, самую сложную) форму, открыл в ней новые качества — необычайную емкость, психологическую глубину, подтекст. Сначала рассказы Чехова вызывали недоумение читателей и критики; казалось, автор использует случайные темы, мелкие случаи, ничего не значащие ситуации. Антона Павловича обвиняли в отсутствии мировоззрения. На деле же было другое. И то, что казалось случайным набором фактов, было осуществлением одного из основных принципов художественной работы Чехова — стремлением охватить всю русскую жизнь в самых разных ее проявлениях, а не описывать избранные сферы, как это делали до него. Он ставил перед собой задачу нарисовать картину всей Руси. Почтовый чиновник, уездный фельдшер, дьячок были ему так же нужны, как инженер, профессор или художник. Ему было важно понять соотношение всего того, из чего состояла русская жизнь. Чеховский метод снимал различия и противоречия между социальным и личным, историческим и интимным, общим и частным, большим и малым. Те самые противоречия, над которыми так билась русская литература.

Стиль и особенности рассказов Чехова со временем несколько менялись — автор переосмысливал многое. Начав как газетный фельетонист, Чехов превратился в крупнейшего русского писателя. Пародийность Чехова выяснила интересную особенность: в мире, где все регламентировано, где все расставлено по ступенькам социальной лестницы, где у каждого сословия — свои отличия, свой жаргон, свои приметы, в этом мире может случиться забавная путаница. Она для Чехова — не только предмет пародии, но и своего рода символ абсурдности жизни. И творчество Чехова не подчиняется никаким регламентам (характерный для него пример — священника в бане принимают за анархиста, причина же этой путаницы — длинные волосы, а других отличий нет — люди-то голые).

Самые разные темы характерны для раннего творчества Чехова. Но жанр следующего, более позднего периода, определен более четко. Это серьезный этюд. Писателя интересует психологическое состояние героев, их характеры, различные общественные группы. Но все более он склоняется к описанию «обыкновенной» жизни и «обыкновенных» людей. Как врач, он описывает своеобразное «течение болезней», констатирует факты. И к восьмидесятым годам тип чеховского рассказа окончательно формируется. Краткость его принципиальна и в какой-то степени противостоит традиционным жанрам романа и повести, как новый и более совершенный метод изображения действительности. Это скорее не рассказы, а сцены. Чувства, мысли, разговоры персонажей здесь гораздо важнее, чем сюжет. И часто в этих рассказах ничего особенного не происходит. До предела сжат авторский текст, иногда настолько, что напоминает ремарки. Автор отходит в сторону...

В том-то и есть очарование поэтики Чехова: простая констатация факта, возможность читателя оценивать те или иные действия персонажа. Именно тем, что не делает ничего особенного, Чехов подталкивает читателя к размышлению, делая его отчасти философом.