Поэт развивался стремительно. 1924—1925 годы были ознаменованы небывалым даже для него творческим подъемом. Он написал около ста стихотворений — вдвое больше, чем за шесть предшествующих лет. При этом лирика становится психологичнее, художественно совершеннее («Цветы мне говорят — прощай», «Собаке Качалова» и др.). Есенин утверждал лирическую поэзию в литературе 20-х годов, когда многие отрицали вообще возможность существования лирики в революционную эпоху. Есенин, по словам современника, «повернул людей лицом к стиху».

В годы, когда традиции русского реализма под пером целого ряда мнимых новаторов подвергались нигилистическому разрушению, Есенин, прокладывая путь молодой советской поэзии, содействовал усвоению всего положительного в наследии прошлого. При всей своей художественной смелости Есенин стоял на почве реальности, как и Пушкин, Некрасов. Самые, казалось бы, условные образы не ставили читателя в тупик, а воспринимались как выражение свежести чувств, обострения мысли.

Для Есенина характерно звуковое осмысление слова, недаром в слове «Россия» ему слышалось и «роса» и «сила», и «синее что-то». Выбор эпитетов определяется их звучанием, подчеркивающим смысл («несказанное, синее, нежное»). Постоянна звуковая близость определения и предмета: «звезды золотые», «белая береза», «весенний вечер», «синее счастье».

Еще большую роль в поэтике Есенина играет цвет. Сознавая необратимость жизни, поэт с тем большим пафосом благословляет её вешнее цветение: «Май мой синий! Июнь голубой!», «Эх, ты, молодость, буйная молодость, золотая сорвиголова!», «воздух прозрачный и синий», «сердце станет глыбой золотою». Излюбленные цвета Есенина — золотой, синий, голубой. Символика их восходит к цветовой традиции древнерусского искусства.

Образно-интонационное богатство уже в ранних стихах Есенина служит воспеванию красоты мира, светлых чувств. Любовь для него — чудо: «кто выдумал твой гибкий стан и плечи — к светлой тайне приложил уста».

Любовная лирика занимает значительное место в наследии Есенина. Радость встречи, тоска разлуки, порыв, грусть, отчаяние — разнообразны переживания поэта. Но в одном из стихотворений 1923 года («Заметался пожар голубой...») Есенин признается: «В первый раз я пишу про любовь», как бы подчеркивая, что не считает настоящей любовь, о которой писал в сумрачном цикле «Москва кабацкая». В стихах последних лет Есенин пишет о чистоте и радости любви («Персидские мотивы»).

При этом тема любви сливается с главной есенинской темой — темой Родины. Автор «Персидских мотивов» убеждается в непрочности безмятежного счастья вдали от родного края. И главной героиней цикла становится далекая Россия: «Как бы ни был красив Шираз, он не лучше рязанских раздолий».

Есенин подчеркивал: «Жизнь образа огромна и разливчата». Это наглядно демонстрируют его стихи последних лет, в том числе и из цикла «Персидские мотивы» («Шаганэ ты моя, Шаганэ...» и др.). В них постоянны элементы напевного стиха — совпадение стиховых и синтаксических единиц, нагнетание вопросительных и восклицательных интонаций, частые звуковые повторы, кольцевое построение строф, повторение строки в пределах одной строфы. В стихотворении «Шаганэ ты моя, Шаганэ...» первая строка повторяется во всех строфах, и этот повтор подчеркивает развитие мысли, формирующейся как бы на наших глазах в процессе движения стихотворения.

Стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу...», как, впрочем, и многие стихи Есенина, стало песней. Это совершенно закономерно, поэзия Есенина песенна по своему складу. «Более всего,— вспоминала о Есенине С. Виноградская,— он любил русские песни. За ними он проводил целые вечера, а иногда и дни... Он знал песню, как теперь редко кто знает, и любил её — грустную, задорную, старинную, современную». Однако при всей своей напевности «Не жалею, не зову, не плачу...» — не песня, а именно стихотворение. Стихотворение дает основание поразмышлять о связях поэзии Есенина с литературной традицией. Сам автор связывал его с одним из лирических отступлений в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души», заканчивающимся словами: «О, моя юность! О, моя свежесть!» В то же время стихотворение ярко индивидуально. Для него характерно разнообразие художественных приемов.

В первой же строке автор применяет троекратный повтор отрицания («Не жалею, не зову, не плачу»), усиливающий песенную взволнованность поэтической речи. В первой же строфе находим широкую цветовую гамму — здесь и дым белых яблонь, и золото увядания. Строка «Все пройдет, как с белых яблонь дым» свидетельствует об афористичности стихотворения.

Сопротивляясь грусти по уходящей молодости, поэт, мысленно обращаясь к родному краю, нарекает его «страной березового ситца».

Взывая к прошедшей молодости, поэт прибегает к эмоциональным восклицаниям: «О, моя утраченная свежесть, буйство глаз и половодье чувств!» Подобные риторические обращения придают стихам впечатляющую взволнованность и доверительность беседы с читателем («Дух бродяжий, ты все реже, реже...»; «Жизнь моя? иль ты приснилась мне?»).

В третьей строфе самый значительный образ стихотворения. Читаем: «Словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне». Основа образа вполне реалистична (конь в лучах утреннего солнца), но эпитет «розовый», звуча неожиданно, придает поразительную оригинальность есенинскому сравнению. Рифмы стихотворения просты, они не останавливают на себе внимания читателя. Поэт как бы подчеркивает этим, что он сосредоточен на сути своих раздумий.

«Отговорила роща золотая березовым, веселым языком» — так начинается одно из самых знаменитых стихотворений Есенина. Образ рощи, говорящей языком берез, сам по себе поразителен, и эта метафора стихотворения удивительно тонко и проникновенно передает сложное психологическое состояние поэта.

В своих стихах Есенин очень часто очеловечивает природу. Природа оказывается как бы выражением человеческих чувств. Это позволяет поэту особенно глубоко передать чувство любви к жизни. Распространенный вид параллелизма в народном творчестве — сопоставление явлений природы с событиями человеческой жизни — характерен и для этого стихотворения.

Образ автора соотносится с образом березы (рощи) на протяжении всего произведения. Есенин подчеркивает это сравнением («Как дерево роняет тихо листья, так я роняю грустные слова»), метафорой («роща золотая отговорила милым языком»).

Лирическое стихотворение имеет философский план. Его содержание составляют раздумья поэта о жизни.

Автор говорит: «Но ничего в прошедшем мне не жаль». Почему именно не жаль? Может быть, потому, что не все, что было в юности, теперь приятно вспомнить? Поэт ведь говорит о годах, «растраченных напрасно». Есенин беспокоится о судьбе своих стихов: «время, ветром разметая, сгребет их все в один ненужный ком»? Но само стихотворение спорит с этим предположением поэта и значительностью своего содержания, и богатством художественной выразительности.

Типичные для поэзии Есенина образы предстают здесь обновленными. Например, образ месяца («конопляник с широким месяцем»). Еще более, чем в других стихах, разнообразна цветовая гамма — золотая роща, голубой пруд, красная рябина. Разнообразен и круг эпитетов.

Напевность стихотворения усиливает пятистопный ямб. В нем много аллитерации и ассонансов («горит костер рябины красной», «роняет тихо листья»). Песенность стихотворения подчеркивается его композиционно-кольцевым приемом построения — первая строфа частично повторяется в заключении. Но это не только повторение, а вывод: метафорическое уподобление поэта березе, обозначенное, но не раскрытое в первой строфе, получает образное завершение в последней строфе.

И это завершение не только проникновенно образно, а и афористично: «Скажите так, что роща золотая отговорила милым языком». Это небольшое по размеру стихотворение обильно насыщено афоризмами: «Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник — пройдет, зайдет и вновь оставит дом»; «Как дерево роняет тихо листья, так я роняю грустные слова».