Полную противоположность Онегину представляет «русская душою», выросшая в атмосфере народных сказок, «преданий простонародной старины» Татьяна, самое имя которой влечет за собой национально-русские, притом чисто народные ассоциации — «воспоминанье старины Иль девичьей!».

И поэт дает нам ясно понять, что именно в этой близости Татьяны к национальной и народной почве и заключается источник не только особо поэтичной прелести всего её облика, но и её высоких душевных качеств: её верности долгу, её целомудренной чистоты.

Однако Онегин не заметил и не оценил всего этого в Татьяне. Горячо и страстно увлекся он ею только тогда, когда неожиданно снова встретил её не простой и смиренной девочкой в окружении русской деревенской природы, а «неприступною богиней роскошной, царственной Невы» в великолепной раме великосветских салонов, в ореоле той внешней величавости и наружного блеска, который сама она определяет как «ветошь маскарада», как «постылой жизни мишуру». Рисуя безнадежно печальный исход романа Евгения, который сам слепо прошел мимо столь возможного, столь близкого счастья, поэт наносит на его образ последние завершающие штрихи.

Оторванность, «страшная далекость» от народа составляли самую трагическую черту передовых кругов дворянства не только времени Александра Сергеевича Пушкина, но и всего периода дворянской революционности. И именно то, что Пушкин сделал эту черту ключом к пониманию и характера Онегина и его судьбы, сообщило образу Евгения широчайшую типичность, сделало его родоначальником всех последующих «лишних людей» русской литературы.

«Тип Онегина, — писал много лет спустя, в 1851 году, Герцен, — до такой степени национален, что встречается во всех романах и во всех поэмах, которые имели хоть некоторую популярность в России, и не потому, — добавлял Герцен, — что этот тип хотели списывать, а оттого, что его постоянно видишь около себя или в себе самом».

Такой же замечательной художественной обобщенностью обладают, не говоря уже о Ленском, о Татьяне, и все остальные образы романа. Правдиво показывая и верно объясняя в этих обобщенных образах своим современникам их самих, Пушкин тем самым помогал понять им снедающие их недуги, указывал пути для их исцеления. Это сообщало роману Александра Сергеевича великое общественное значение.