Интерес к истории всегда был одним из признаков русской литературы. Историческая проза зародилась у нас в начале девятнадцатого века, после выхода монументального труда Николая Михайловича Карамзина «История государства Российского». Но ни в художественной прозе самого Карамзина, ни у других писателей сентиментального или романтического направления не ставятся собственно исторические проблемы — что есть история? Какова в ней роль личности? В «Марфе Посаднице» Карамзина слишком явственно стремление к злободневности. Тема борьбы за гражданские свободы для того времени была слишком актуальна, и перенесение событий в четырнадцатый век выглядит только художественным приемом. Романы Лажечникова слишком беллетристичны, а первый настоящий русский исторический роман — это, конечно, «Капитанская дочка» Александра Сергеевича Пушкина. Он базируется на серьезной исторической основе (Пушкин писал исследование «История Пугачевского бунта»), и в нем поднимаются действительно исторические проблемы: в чем истоки восстания? каковы причины его поражения? Сюжетом служат приключения выдуманных героев, но Пушкина интересует более ход исторического процесса, чем конкретные характеры Гринева и Швабрина.

Конечно, самый известный исторический роман в русской литературе — это «Война и мир» Льва Николаевича Толстого, где он развивает собственные взгляды на роль личности в истории. По Толстому, всё в истории предопределено и необходимо, и человек не в состоянии изменить ход процесса. Но та трактовка Наполеона, которая дана в романе, вряд ли является верной: Толстой дает свою трактовку фактов, подгоняя их под теорию. В его романе множество исторических неправильностей, но, поскольку проблемы, которые он рассматривает в романе, явно исторические, то это произведение вполне укладывается в рамки жанра.

В период Серебряного века писатели часто обращались к истории — причем чаше европейской. Романы Брюсова, Мережковского и других, несмотря на эрудированность и искусное использование антуража, скорее следует считать философскими.

Собственно исторические романы из всех писателей русской эмиграции писал, пожалуй, только Марк Алданов. Его тетралогия «Мыслитель» по своей исторической концепции противоположна концепции Толстого. Если у Толстого всё в мире разумно и предопределено, то у Алданова во Вселенной царствует случай. Случай приводит к поражению французской революции, случай способствует успеху или провалу многочисленных заговоров. Ключевое понятие для Алданова — «ирония судьбы». Все возможно, и хотя события постоянно повторяются — фарсом, трагедией и снова фарсом, — предсказать их ход нельзя.

В советский период литература подпала под влияние идеологии. Яркий пример идеолого-исторического и вместе с тем безусловно талантливого романа, — это «Петр Первый» Алексея Толстого. Несмотря на множество анахронизмов, явную тенденциозность подачи материала (противопоставление прогрессивных выходцев из народа и реакционного боярства, путь Андрюшки Голикова от религиозного к светскому искусству), дух эпохи, её аромат передан великолепно.

Явно идеологичны романы Яна (тот же «Спартак», где дан образ идеального вождя — героя революции). Историческая литература была призвана иллюстрировать официальную концепцию о борьбе классов и последовательной смене социальных формаций.

Для исторического романа обязательно наличие определенной концепции, иначе он вырождается в пустую беллетризацию. Эти концепции у А.Толстого, М.Алданова, Д.Балашова разные, но одно у них общее — память о своих корнях, любовь к русской истории.