В романе «Поднятая целина» Михаил Александрович Шолохов поставил цель отразить «год великого перелома» в многовековой истории русского крестьянства. Это было время «сплошной коллективизации», в результате которой произошло закрепощение крестьянина в колхозной системе.

В целом первая и вторая книги «Поднятой целины» прославляют колхозный строй; уже на первых страницах романа, действие которого происходит с января по осень 1930 года, показано, как в жизнь воплощается мечта двадцатипятитысячника Семена Давыдова, рабочего Краснопутиловского завода, приехавшего по зову партии в Гремячий Лог, чтобы привести «крестьянина на пролетарском буксире к социализму» (Троцкий). Идеал будущего для Давыдова воплощается в образе счастливого детства: «счастливые будут Федотки, факт». И уже на страницах романа мы видим, как создаются благоприятные условия для жизни и развития детей: тут и ясли, и детский сад, и отремонтированная школа, и учительница, о благополучии которой заботится колхоз; и изба-читальня, и клуб для сельского комсомола; и деревенскую девушку Варю Харламову отправляют учиться на агронома, взяв её братишек и больную мать на содержание колхоза. И даже свое обещание трактором «подцепить» и вывести крестьян из нужды Давыдов выполнил — и к летней жатве уже появился комбайн, которым управляет один из «федоток». А главное за несколько (примерно восемь) месяцев изменилось сознание крестьян: стали казаки трудиться на колхозном поле не за страх, а за совесть и заботиться об общественной собственности, как о своей. Примером для них служит Кондрат Майданников, совестливый и трудолюбивый человек, который «колхозную копейку уронит, а две поднимет». Достигнуть этого, оказывается, очень просто. Вместо экономических стимулов труда, конкуренции следует организовать социалистическое соревнование, ввести систему поощрений и, реже, наказаний. Так, за добросовестную работу Майданников одним из первых получил почетное звание «ударника», чем он очень гордится, а кузнец Ипполит Шалый, досрочно отремонтировавший сельскохозяйственную технику к весеннему севу, получил материальное поощрение — слесарный инструмент самого товарища Давыдова да в придачу кумача жене на платье. Давыдов старается воздействовать на сознание сельчан своим собственным примером, когда ставит рекорд на самой трудной сельской работе — пахоте («Умру на пашне, а вспашу десятину с четвертью!»), задев этим самолюбие казаков. После этого даже Антип Грач, самый забитый бедностью и неудачами казак, вспахал столько же и почувствовал уважение к себе. Так началось соцсоревнование.

Конечно, велика сила примера самого руководителя, человека идейно убежденного, честного, бескорыстного. У Давыдова нет имущества, ходит он всё лето в матросской тельняшке, которая сохранилась у него еще со времен гражданской войны; содержимое посылки, присланной ему товарищами-рабочими из Ленинграда, он тут же раздает: шоколад — детям, папиросы— казакам. Он готов умереть за идею; изнемогая под побоями деревенских женщин, намеревающихся растащить семенной фонд, во время «бабьего бунта», он с внезапно посветлевшим взором тихо сказал: «Для вас же стараюсь, сволочи». Он великодушен, незлопамятен. «Спасибо тебе, любушка Давыдов, что зла не помнишь», — слышит он от повинившихся и прощенных им баб.

Создавая «идиллию» колхозной жизни, выдавая желаемое за действительное, Шолохов тем не менее, зная не понаслышке обстановку в Ростовской области, сумел в первой части романа сказать о коллективизации правду, пусть неполную. В массовых сценах мы слышим «мнение народное», не только бедняков, которые заражены идеей «отнять и поделить», но и середняцкого большинства (в Гремячем Логе двести семнадцать середняцких хозяйств, 30 — бедняцких и 11 — кулацких). В репликах крестьян перед собранием и во время собрания, где их будет агитировать, свой брат-крестьянин, выразились их сокровенные мысли и чувства: нежелание расстаться с собственностью, нажитой кровью и потом, совершенно справедливые опасения насчет коллективного хозяйствования. Как будет выглядеть новая организация труда? Не появится ли безразличие к земле, скоту, инвентарю, урожаю? Найдется ли управа на лодырей, бездельников? «Хоть и говорит Советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда». И казак, продолжая, приводит в пример Колыбу, который «всю жизню на пече лежал…» («как я с таким буду работать?»). Да и для внимательного читателя ясно, что любимый всеми шутник и балагур Щукарь, который своим юмором украшает жизнь, вселяет оптимизм, то есть помогает выжить в страшной действительности, в совокупности своей — бездельник, халтурщик, тунеядец, стремящийся поживиться за счет других, и при новом строе ему это удается. Сначала просит выделить ему новую шубу из конфискованного у кулаков имущества, потом пристраивается к начальству на легкую работу конюха и не оставляет надежды вступить в партию, чтобы с «портфелью» под мышкой и совсем ничего не делать. Как у всякого люмпена, в нем с самых малых лет живет сладостная мечта о безбедной, независимой жизни, минуя труд; надежда на скорый и полный успех, принимающий анекдотические, а иногда и трагикомические черты. Искренне желая поднять свой авторитет в бригаде, возвыситься в общем мнении, кашевар дед Щукарь умудрился сварить кулеш с «вустрицей», то есть с лягушкой, которую он зачерпнул в ближайшей балке вместе с водой, а курицу, кстати, украл. Причины, которые заставили шестьдесят хозяев вступить в колхоз, недостаточно убедительны — ведь не могли же доводы уважаемого всеми середняка Майданникова, который с цифрами в руках доказывает преимущества колхоза, заставить их принять это решение. Вероятнее всего, решающую роль здесь сыграл страх, который они испытали при раскулачивании такого же, как они, середняка Гаева. Даже Андрей Разметнов, председатель сельсовета, отказывается идти раскулачивать, «с детишками воевать»: «Разве это дело? Или у меня сердце из самородка? У Гаева детей одиннадцать штук! Пришли мы - как они взъюжались, шапку схватывает! На мне ажник волос ворохнулся! Зачали их из куреня выгонять... Ну, тут я глаза зажмурил, ухи заткнул и убег за баз! Бабы - по-мертвому, водой отливали сноху... детей... Да ну вас в господа бога!», — говорит он. И так в каждой семье раскулаченных. Беднота, дорвавшаяся наконец до чужого добра, бесчинствует. С упавшего старика Лапшинова Демид Молчун стянул валенки и надел на себя. Ушаков рвал из рук хозяйки гусыню до тех пор, пока не оторвал голову, — страшная сцена, которая, однако, вызывает у окружающих дружный хохот.

А далее Шолохов рисует благостную сцену раздачи кулацкого добра малоимущим. И вот уже Любишкин щеголяет в шароварах, отобранных у соседа, а жена Демки Ушакова — в новой юбке, снятой с кулацкой девки, и детишки их получили одежонку, возможно, с детей раскулаченного Гаева. (Кстати, Гаева вскоре вернут как беззаконно раскулаченного, но что он будет делать с одиннадцатью детишками в разграбленном доме?) Так на практике осуществлялся социалистический гуманизм, который, отвергая общечеловеческие ценности, носил массовый характер — любовь к человеку социально близкому и ненависть к классовому врагу, даже к детям которого не допускалось сострадание: «А они нас жалели?» — кричит Давыдов, вспоминая свое поруганное детство. Нагульнов же в припадке ненависти к собственникам проговаривается, обращаясь к Разметнову:

Гад!... Как служишь революции? Жа-ле-е-ешь? Да я… тысячи станови зараз дедов, детишек, баб… Да скажи мне, что надо их в распыл… Для революции надо… Я их из пулемета… всех порешу!

Таким образом, грабеж, присвоение чужого были официально разрешены и одобрены и освобождали от моральной ответственности каждого соучастника преступления. Крестьяне имели законные основания для проявления самых низменных чувств и устремлений — зависти, стяжательства, дав выход злобе, мстительности. При этом Шолохов показывает как «солдаты революции», проводя ликвидацию кулаческого как последнего эксплуататорского класса в деревне, нарушают законы, установленные Советской властью. Незаконно раскулачивают Титка Бородина, который использовал наемный труд по причине болезни жены. Попытка отстоять свои права привела Титка к жестоком столкновению с сельскими активистами и кровопролитию. Характеризуя бывшего красноармейца Бородина, Шолохов подчеркивает его жадность, которая исказила его человеческий облик, сделала жестоким эксплуататором собственной жены («Работал день и ночь, оброс весь дикой шерстью. Сам, бывало, плохо жрет и работников голодом морит…»), да к тому же в гражданскую войну мародеревал: снимал сапоги с убитых. Таким образом, для расправы над Бородиным есть моральные основания. Непонятно только, почему казаки, воевавшие вместе с Титком в Красной Армии, не привлекли его тогда к ответственности по закону «революционной совести».

С Лапшиновым дело сложнее. Он единственный, кто оправдывает название кулака-мироеда, деревенского ростовщика: дает взаймы весной меру проса, а осенью требует две, да еще скупает у цыган краденых коней. Но ведь за эти преступления Лапшинова следовало бы привлечь к судебной ответственности, а не устраивать самосуд.

Руководят строительством колхоза люди, профессионально не подготовленные к этому. Председатель колхоза Давыдов «человек со стороны», городской человек, не знает ни местных условий, ни психологии казаков, ни основ земледелия; Разметнов, секретарь сельсовета, хоть и человек добрый, но неумелый (вспомним, как он не смог починить крышу Марине Поярковой), да и к тому же ленивый: предпочитает целыми днями сидеть в сельсовете, постепенно превращаясь в сельского бюрократа, «портфельщика». Нагульнов «путаник; но страшно свой же» — готов все проблемы решать при помощи револьвера: наганом бьет единоличника Банника по голове, заставляя везти семенное зерно в общественный амбар, с наганом в руках обороняет колхозный амбар от бунтующих баб. Неумелостью руководства объяснялись «перегибы» (например, обобществление всего скота и даже кур), за которых расплачивались и крестьяне (ведь неясно, чем кормились крестьянские семьи, если отвели на общественный баз и корову, и козу, и кур), да и сами «перегибщики» тоже, особенно после статьи Сталина «Головокружение от успехов», где вождь народов всю ответственность за «перегибы» возлагал на местных руководителей, и против них и направлял гнев народа. После статьи Сталина крестьяне стали выходить из колхоза, но скот и инвентарь им не возвращали. Районный уполномоченный поучает Давыдова: «Ты не о единоличнике думай, а о своем колхозе. Вот ты на чем будешь работать, если отдашь скот? И потом это не наша установка, а окружкома, и мы, как солдаты революции, обязаны ей беспрекословно подчиниться…». И в результате единоличники вынуждены красть из стада своих же быков, а Давыдов вынужден, в свою очередь, посылать колхозников отбивать тех быков, а посланные вынуждены вступать в драку с единоличниками…

Талантливый писатель, Шолохов создал замечательные, яркие, запоминающиеся образы казаков. Это и Кондрат Майданников, и Ипполит Шалый, и Любишкин, и Островнов. В судьбе Якова Лукича Островнова отразилась трагедия всего казачества в годы революции, гражданской войны и коллективизации, в годы гражданской войны, защищая свою собственность, воевал он против красных, участвовал в казни руководителя продотряда Подтелкова, и через много лет всё еще боится разоблачений. Страх толкает его и на участие в убийстве Хопрова, грозя донести на него. Страх быть уличенным в связи с Половцевым и Лятьевским заставляет его уморить голодом свою мать. Снимая с него вину, мы глубоко сочувствуем его трагической судьбе… Яков Лукич воплощает в себе ценнейшие качества русского крестьянина: талант землепашца, практическое умение и желание применить на практике последние достижения агрономической науки; исключительное трудолюбие и увлеченность не покидают его даже тогда, когда, вынужден вредить колхозу, он в то же время вдохновенно реализует свои планы — устраивает пруды в балках с талыми водами, кулисы для снегозадержания. И вот таких талантливых хлеборобов, на которых и держалось благосостояние России как крупнейшей аграрной страны в мире, истребляли в годы коллективизации в массовом порядке.

Таким образом, в первой книге «Поднятой целины», вышедшей из печати в 1932 году, Шолохов отразил свое видение эпохи, хотя знал о коллективизации больше, о чем мы могли судить по его письмам, в которых он с ужасом описывал все беззакония, которые он наблюдал, будучи налоговым инспектором. Одно из его писем, по его просьбе, было передано лично Сталину. Вот отрывок из этого письма:

А вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает; имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет…
Один парень — казак хутора Скулядного, ушедший в 1919 году добровольцем в Красную Армию, прослуживший в ней шесть лет, красный командир — два года, до 1927 года, работал председателем сельсовета. В этом году (письмо написано в 1929 г.) имел в полторы десятины посевы, лошадь, 2 быка, 1 корову и 7 душ семьи, уплачивал налог сельскохозяйственный в размере 29 рублей, хлеба вывез 155 пудов (до самообложения чрезвычайной комиссией в размере 200 пудов, в четырехкратной замене 800 рублей). У него продали всё, вплоть до семенного хлеба и курей. Забрали тягло, одежду, самовар, оставили только голые стены дома. …Даже одеяло у детишек взяли…

Можно ли винить Шолохова за то, что он написал в своем романе полуправду? Ведь тогда многие, особенно молодежь, с оружием в руках защищая власть Советов, думали, что путь в счастливое будущее лежит через насилие и кровь.