I. Вступление

Марина Цветаева — одна из неугасаемых звезд поэзии двадцатого века. Её жизненный путь был очень непрост. Живя в сложное время, Марина Цветаева оставалась поэтом, невзирая на бытовые неурядицы, одиночество, лишения и трагические события, преследовавшие её. Несмотря на все эти трудности стихотворчество для нее всегда было образом жизни, без него она просто не мыслила своего существования. Стихи были для Цветаевой почти единственным средством самовыражения. Поэтому в её лирике такая особенная доверительность, открытость.

II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой

Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.

В творчестве Цветаевой также видно ее отношение к другим поэтам. Бескорыстно и без малейшей зависти она признавала Ахматову «единодержицею струн» поэзии; оплакивала ее, осиротевшую после смерти Гумилева и Блока: «Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница!» На смерть Блока она откликнулась в августе и ноябре 1921-го торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России:

Не свой любовный произвол
Пою – своей отчизны рану…

Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:

Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!..
Что в вашем веянье?
Но знаю – лечите
Обиду Времени
Прохладой Вечности

В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:

Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…

Цветаева любила Родину, и проблема возвращения домой очень мучила ее: «Можно ли вернуться в дом, который – срыт?», «Той России - нету, как и той меня», «Нас родина не позовет!», «Здесь я не нужна. Там я невозможна».

Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».

В лирике Марины Цветаевой есть какая-то особенная доверительность, открытость. Валерий Брюсов писал, что от её стихов бывает иногда неловко, будто подсмотрел в замочную скважину. И действительно, в стихах — вся ее жизнь.

III. Приемы, средства выразительности

Марине Цветаевой присущ свой неповторимый стиль в поэзии, ее стихи всегда можно безошибочно узнать по особому распеву, ритму, интонации, четкости и завершенности, по многочисленным приемам и средствам выразительности. В этой области она явилась и осталась смелым новатором, щедро обогатившим поэзию XX века множеством великолепных находок.

Романтическое двоемирие в стихах Цветаевой выражает ее вечный внутренний конфликт между бытом, окружающей ее действительностью и духовной стороной бытия. Этот конфликт пронизывает все ее творчество, приобретая различные формы и оттенки:

На, кажется, надрезанном канате
Я – маленький плясун.
Я – тень от чьей-то тени. Я – лунатик
Двух темных лун.

Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская”.

Часто можно встретить в стихах Цветаевой синтаксический параллелизм, используемый ею для усиления образности и эмоциональности:

В декабре на заре было счастье,
Длилось – миг.
…В январе на заре было горе,
Длилось – час.

Это и много и мало.
Это и просто и темно.

Очень любима Цветаевой звукопись, она часто использовалась ею для того, чтобы показать необходимые для данного стиха сопровождающие звуки, которые придают ему особую окраску, помогают читателю лучше вникнуть в стихотворение:

Рас-стояние: версты, мили...
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.

Рас-стояние: версты, дали...
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...
Не рассорили – рассорили,
Расслоили...
     Стена да ров.
Расселили нас, как орлов–

Заговорщиков: версты, дали...
Не расстроили – растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.

Который уж, ну который – март?!
Разбили нас – как колоду карт!

Марина Цветаева часто использует анжамбеманы, которые служат сильным средством интонационного выделения отсеченных стихоразделом отрезков фразы:

Расселили нас, как орлов
Заговорщиков: версты, дали...

Думалось: будут легки
Дни — и бестрепетна смежность
Рук.— Взмахом руки,
Друг, остановимте нежность.

Мне всё равно, каких среди
Лиц — ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно...

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!

Выразительность стихотворения достигается Цветаевой при помощи пропусков, умолчаний. Цветаевская «оборванная фраза» заставляет читателя либо замереть на высоте эмоциональной кульминации, либо задуматься о последних строках стихотворения, самому завершить мысль автора:

Забыть, как пламенно в лазури,
Как дни тихи...

Баюкай же – но прошу, будь друг:
Не буквами, а каютой рук:
Уютами...

Я не знаю, жив ли, нет ли
Тот, кто мне дороже сердца,
Тот, кто мне дороже Сына…

Темнеет высокая зала,
Уходят в себя зеркала...

Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины...

Рефрены очень часто используются Цветаевой для постепенного нарастания эмоциональной напряженности в стихотворении, либо для того, чтобы особо заострить внимание читателя на данной мысли, повторяя ее несколько раз:

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
Мой милый, что тебе я сделала?!"
…Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
Мой милый, что тебе я сделала?

Или:

Серый ослик твой ступает прямо,
Не страшны ему ни бездна, ни река...
Милая Рождественская дама,
Увези меня с собою в облака!
…Из кладовки, чуть задремлет мама,
Я для ослика достану молока.
Милая Рождественская дама,
Увези меня с собою в облака!

Марина Цветаева в своих стихах создает особую поэтическую интонацию, искусно используя паузы (они передаются с помощью многоточий, точек с запятой), дробление текста на выразительные отрезки, часто Цветаева прибегает вопросительным и восклицательным знакам, любит с помощью многочисленных тире выделять особо важные, ключевые и эмоциональные слова и выражения, «рвать стих», лишая его плавности и придавая ему предельную напряженность звучания. Благодаря этим приемам, Цветаева добивается неповторимой интонации стихотворения, его насыщенности и яркости:

Ибо не ведающим лет – Спи! –
Головокруженье нравится.

Лягу – с кем-то по соседству? – До скончанья лет.
Слушайте! – Я не приемлю!

Два солнца стынут – о Господи, пощади! –
Одно – на небе, другое – в моей груди.

И Спасские – с цветами ворота,
Где шапка православного снята;
Часовню звездную – приют от зол –
Где вытертый – от поцелуев – пол;

Ох, этот рев зверский!
Дерзкая – ох! – кровь.

Мой – рот – разгарчив,
Даром что свят – вид”.

Эмоциональный накал стихотворений у Цветаевой повышается инверсиями («Дни полночные твои, век твой таборный…Все рабочие твои разом забраны», «брат нежный мой», «ход замедлялся головы», «Вскрыла жилы: неостановимо, невосстановимо хлещет жизнь», «Улыбнись в мое окно, иль к шутам меня причисли», «Этих чувств и этих мыслей мне от Бога не дано!», «И летят из детской песенки немецкой глупые слова», «И как сердце мне испепелил этот даром истраченный порох»), патетическими обращениями и восклицаниями:

И лира уверяла: – мира!
А губы повторяли: – жаль!
…Но лира уверяла: – мимо!
А губы ей вослед: – увы!
…Волна соленая, – ответь!